Русский Везувий
- Публикация Михаила Талалая
Март, 2021
Группа филологов из Миланского госуниверситета, проводящая раз в два года семинары о природных объектах, типа «Озеро и мировая литература», «Лес и мировая литература» etc., добравшись в 2019 г. до вулканов, пригласила на очередной семинар и меня. Я отнекивался, ссылаясь на отсутствие в России вулканов, но коллеги вели себя настойчиво…
Итальянский текст доклада должен скоро выйти из печати, но остались невостребованными заготовки по-русски, которыми делюсь.
Извержение Ключевской Сопки в 1993 году
Во-первых, я слукавил, говоря, что в России нет вулканов. Они есть. Более того, Россия тут опять-таки держит примат. Ключевская Сопка на Камчатке, высотой 4.754 м, – самый высокий вулкан (из активных) на всем Евразийском материке. И он тоже мог бы погубить немало античных городов, если бы они там были. Очевидец извержения, географ Степан Крашенинников, в 1737 г. сообщал: «Пламя, которое сквозь расщелины было видимо, устремлялось иногда вниз, как огненная река, с ужасным шумом. В горе слышен был гром, треск, и будто сильными мехами раздувание, от которого все ближние места дрожали». Однако редкие камчадалы тогда отделались испугом, не оставив нам под пеплом драгоценных артефактов.
Карта с местоположением вулкана Вавилов
Во-вторых, я удивил миланских коллег, заявив о существовании «русского» вулкана на итальянской территории. После эффектной паузы я пояснил, что речь идет о подводном вулкане Вавилов, расположенном в Тирренском море в 160 км к юго-западу от Неаполя. Вулкан открыли русские ученые в 1959 г., плававшие в этих водах на борту научного судна «Академик С. Вавилов». Один из крестных отцов вулкана, морской геолог Е.М. Емельянов, записал в дневнике: «Направляемся в сторону Неаполя. Под нами – ровное, горизонтальное дно на глубине 3.400 м. И на этом дне торчит почти острой иглой подводный вулкан Вавилов, высотой 2.800 м. Название мы как первооткрыватели дали сами. Подошли к Неаполю. Бросили якорь на рейде порта в ожидании разрешения на заход. Взяв бинокли, у кого они были, стали наблюдать, что же творится на берегу. Следили за катерами в ожидании лоцмана. Но прошли сутки, другие, а лоцман так и не прибыл, разрешение получено не было. Начальство решило больше не ждать и идти в следующий порт – Марсель. Когда уже прошли пролив между Сардинией и Корсикой, капитан извещает нас, что разрешение на заход в Неаполь получено. Но возвращаться поздно».
Карл Брюллов. Бивуак на кратере, 1824 г.
Однако от меня на семинаре ждали нечто литературное, и я прочитал по-итальянски Пушкина «Везувий зев открыл…», воспользовавшись предложенным в сети переводом «Vesuvio le fauci aprì…» и пояснив, что сам поэт не был не только на Везувии, но и вообще заграницей, а в этом стихотворении выразил свои впечатления от знаменитой картины Карла Брюллова. Знаменита она в России, а в Италии малоизвестна, поэтому пришлось рассказывать и о картине, в чем русскочитающие люди не нуждаются. Однако им, быть может, будет интересно узнать, как брат художника, будущий архитектор Александр Брюллов, описывал их совместный с Карлом поход на вулкан в письме к родителям (Неаполь, 8 мая 1824 г.):
«взяв ослов, пустились вверх к Везувию. Дорога с каждым шагом становилась всё поразительнее: с одной стороны необозримый и прекрасный вид, с другой стороны сады, хорошо обработанные, еще несколько шагов — и взору открывалась ужасная пустота застывших волн огненного потока лавы… я первый слез с осла и начал всходить на крутизну… с каждым шагом я встречал новые препятствия, так что, наконец, почти не мог уже вперед подаваться, утопая в песке и золе и катясь назад; но с большим усилием достигли вершины; солнце уже клонилось к западу, вся природа начинала покоиться».
«взяв ослов, пустились вверх к Везувию. Дорога с каждым шагом становилась всё поразительнее: с одной стороны необозримый и прекрасный вид, с другой стороны сады, хорошо обработанные, еще несколько шагов — и взору открывалась ужасная пустота застывших волн огненного потока лавы… я первый слез с осла и начал всходить на крутизну… с каждым шагом я встречал новые препятствия, так что, наконец, почти не мог уже вперед подаваться, утопая в песке и золе и катясь назад; но с большим усилием достигли вершины; солнце уже клонилось к западу, вся природа начинала покоиться».
Александр Брюллов. Вознесение барона Шиллинга на Везувий, 1824 г.
Вслед за письмом Александра Брюллова, я предложил подборку впечатлений русских путешественников. Мою задачу существенно облегчил Алексей Кара-Мурза, собравший в своей антологии «Знаменитые русские о Неаполе» главку «Восхождение на Везувий», куда он включил тексты М. Погодина, В. Яковлева, С. Глаголя и В. Розанова. Почти все эти авторы утверждали, что «самая затруднительная часть пути на вулкан» – это местные гиды. Вот что пишет Владимир Яковлев в книге «Италия в 1847 году»: «Толпа людей с накинутыми на одно плечо куртками накинулась на меня… С криком мускулистые и загорелые парни геройски навязывались в проводники… Другие совали мне в руку оседланных лошаков и ослов, которые были роста дворовой собаки. Я с трудом проложил себе путь до конторы патентованных вожатых». Восходивший в 1913 г. на Везувий будущий писатель-фантаст Александр Беляев рассказывал: «Не успели мы выйти из вагона, как были окружены целой толпой “гидов”, галдящих на итало-французском жаргоне, размахивающих руками, горячо что-то доказывающих нам. Белки и зубы сверкают на коричневых лицах, глаза горят, мелькают руки и шапки… Точно неожиданно мы попали в толпу злейших врагов, угрожающие крики которых каждое мгновение могут перейти в рукопашную». Вместе с тем россияне удивлялись необыкновенной дешевизне местных услуг. Михаил Погодин в 1839 г. сообщал: «Чтобы дать понятие о дешевизне, я скажу, что всё путешествие на Везувий, с ослами, проводниками, завтраками на вершине, с коляскою, на которой мы выехали из дома и воротились домой, обошлось нам двоим в 12 рублей. Носильщикам, которые несли мою жену на носилках до самого кратера, мы дали 5 рублей с небольшим» (для понимания: на 1 рубль в России тогда можно было купить 1 кг коровьего масла).
Подъём на Везувий. Английский рисунок середины XIX в.
В книгу А.А. Кара-Мурзы не вошло примечательное эпистолярное сообщение А.П. Чехова (7 апр. 1891 г., письмо к сестре), которое с удовольствием цитирую: «Осмотрев Помпею, завтракал в ресторане, потом решил отправиться на Везувий. Такому решению сильно способствовало выпитое мною отличное красное вино. До подошвы Везувия пришлось ехать верхом. Сегодня по этому случаю у меня в некоторых частях моего бренного тела такое чувство, как будто я был в третьем отделении и меня там выпороли. Что за мученье взбираться на Везувий! Пепел, горы лавы, застывшие волны расплавленных минералов, кочки и всякая пакость. Делаешь шаг вперед и — полшага назад, подошвам больно, груди тяжело... Идешь, идешь, идешь, а до вершины всё еще далеко. Думаешь: не вернуться ли? Но вернуться совестно, на смех поднимут. Восшествие началось в 2½ часа и кончилось в 6… Очень страшно и притом хочется прыгнуть вниз, в самое жерло. Я теперь верю в ад».
Оскар Хюклер, «Последняя станция на Везувии», 1875 г.
Уже упомянутый писатель Александр Беляев, подаривший нам «Человека-амфибию», рассказал следующее. Он рассердился на проводника, подсунувшего слабую клячу и не объяснив, что на ней можно проехать лишь часть пути, а дальше всё равно надо подниматься пешком. Будущий фантаст пригрозил ему карой вулкана, и тут же пожалел об этом, так как чичероне, заплакав, стал молить о пощаде. Это преображение вызвало у А. Беляева такие мысли: «Удивительный народ эти итальянцы! Неряшливость они умеют соединять с глубоким пониманием прекрасного, жадность с добротой, мелкие страстишки с истинно-великим порывом души. Итальянец может подарить первому встречному самое дорогое, что у него есть, и убить за пять чентезимов. Каждое мгновение он меняется до неузнаваемости. Он может оттолкнуть своей жадностью, назойливостью и в следующее же мгновение заставляет забыть нас всё это и покоряет красивым порывом своей пламенной души. … Везувий — это символ, это бог южной Италии. Только здесь, сидя на этой черной лаве, под которой где-то внизу бурлит до времени смертоносный огонь, становится понятно обожествление сил природы, царящих над маленьким человеком, таким же беззащитным, не смотря на все завоевания культуры, — каким он был тысячи лет тому назад в цветущей Помпее».
Атанасиус Кирхер, «Mundus Subterraneus», 1664 г.
Однако самое удивительное русское описание Везувия принадлежит Василию Розанову, еще раз явившего масштаб и оригинальность своей мысли. Его на вулкане охватило «чувство планетности нашей жизни», которое не возможность ощутить, живя в Петербурге: «Вообще чувство земного шара, особое космическое чувство, устранено из нашего психического состава; это чувство огромное, ужасное, новое – и вдруг оно полезло в меня, маленького, бессильного его вместить и, однако, долженствующего вместить. “Сейчас я лопну! И куда бы убежать?!”»
В застывших потоках лавы Розанов увидел «боль планеты» и «несомненные последствия болезни». Он пишет: «Слишком всё подробно перед глазами, и это огромное проистекает не из жизни этого Неаполя, не от мелких биологических ниточек бытия на земле, а от бытия и биологии самой земли, ее самой! Земля, о, какое ты чудовище!» Миланские коллеги с видимым удовлетворением внимали розановским текстам. La misteriosa anima russa...
PS. По окончании семинара все его участники отправились в ближайший трактир, где я, не удержавшись, выбрал любимые спагетти по-болонски, зная наперед, что они обязательно извергнут огненно-красные брызги на мою белую рубашку. Так и произошло.