…ПРАХ НАД КАПРИ

Жизнь Александра Яковлева, как и многих его современников, разделена революцией 1917 года и последующей эмиграцией, позволившей не только раскрыть в полной мере его творческой потенциал, но и добиться успеха, получить общемировое признание. Путь Яковлева уникален и по географическому размаху, и по степени реализации в разных сферах художественного творчества. Один из ярких представителей художественного Петербурга 1900-1910-х годов, мирискусник, участник экспериментальных постановок Всеволода Мейерхольда, Яковлев еще в годы студенчества проявился как блистательный рисовальщик и стилизатор неоакадемического толка. В начале 1914 года он отправился по решению Совета Императорский Академии художеств на два года в Италию, став таким образом едва ли не последним ее пенсионером. В 1917 году он вновь был командирован за границу, на этот раз в Китай, откуда возвращаться ему было некуда и отчитываться о пенсионерской поездке – не перед кем: в 1918 году новая, большевистская власть Академию художеств в России упразднила. После 1917 года Яковлев много работал. Он выставлялся в Китае и Японии, во Франции, в США. В 1924–1925 годах в составе «Черной экспедиции» автомобильной компании Ситроен пересек всю Западную Африку, а в 1931–1932 годах проехал в составе «Желтой экспедиции» той же компании вдоль Шелкового пути – от Бейрута до Пекина. Триумфальные выставки-блокбастеры Александра Яковлева, устроенные в Париже в 1926 и 1934 годах по итогам дальних странствий принесли широкую славу художнику по обе стороны Атлантики, орден Почетного легиона и в 1927 году – гражданство приютившей его Франции, где он скоропостижно скончался от рака в 50 лет.

Впервые Александр Яковлев приехал Италию в 1910 году, будучи учащимся IV курса Высшего художественного училища при Императорской Академии художеств. Вновь он прибыл туда уже по окончании Академии, в начале 1914 года, награжденный двухлетней пенсионерской поездкой. Неудивительно, что Яковлев, последовательный поклонник искусства старых мастеров, выбрал Италию, а не Францию, куда не одно десятилетие устремлялась прогрессивная художественная молодежь. Интересно, что впервые работы художника за рубежом экспонировались в Италии, в составе групповой выставки, в 1914 году. Прибыв в Италию в конце зимы 1914 года, Яковлев присоединился к своему другу, соученику по Академии, Василию Шухаеву, который тоже находился там в пенсионерской поездке. Встретившись в Риме, друзья провели вместе весну и лето 1914 года, много ездили, побывали в Сиене, Падуе, Неаполе и других городах Италии. Собирали материалы для своих будущих картин, много рисовали. В Риме они жили на виа Маргутта (Via Margutta), где на протяжении нескольких столетий селились приезжавшие в Рим художники. В целом 1914 год можно назвать апофеозом творческого сближения Яковлева и Шухаева. Именно тогда они написали свой знаменитый двойной автопортрет, изобразив себя в образах Арлекина (Яковлев) и Пьеро (Шухаев). Помимо прочего, содружество художников сказалось и на стилистике их рисунков, что до сих пор озадачивает музейных сотрудников – хранителей графики, пытающихся отличить авторство Яковлева и Шухаева в рисунках этого периода.

В Италии Яковлев сблизился с четой Хвощинских: Василий Богданович Хвощинский – секретарь Российского посольства, любитель искусства и коллекционер, и его жена Ружена Заткова (Хвощинская) – художница, последовательница итальянских футуристов. Из писем известно, что весной 1914 года Хвощинские, Яковлев и Шухаев посетили Международную свободную футуристическую выставку в Риме, в которой участвовали, кстати, и русские художники – скульптор Архипенко, Александра Экстер, Николай Кульбин и Ольга Розанова. Этот эпизод интересен еще и тем, что в середине 1920-х годов на Капри Яковлев сблизится с футуристами. Следует отметить, что достоверные сведения о круге общения Яковлева в Италии в 1914 – 1915 годах пока не выявлены, хотя известны отдельные портреты музыкантов. Это портрет виолончелиста Ливио Бони, исполненный сангиной, и портрет скрипача, написанный маслом. Личность его еще предстоит идентифицировать, и тут я надеюсь на помощь итальянских коллег. Летом 1915 года, в разгар Первой мировой войны, из Италии Яковлев отправился на Майорку, где находился вплоть до осени. На Капри он вновь окажется лишь в начале 1920-х.

Впервые на Капри Александр Яковлев приехал вместе с Василием Шухаевым во время их пенсионерских поездок, летом 1914 года. Среди русских художников, побывавших тогда на Капри и группировавшихся главным образом вокруг Максима Горького, можно назвать Бориса Анисфельда и Константина Горбатова, Савелия Сорина и Вадима Фалилеева, но к 1914 году колония подсократилась, ввиду возвращения Горького в Россию. Писателя на Капри Яковлев не застал, но в полной мере испытал все прелести каприйской уединенной жизни, когда, по его словам, они с Шухаевым «полдня сидели в воде и доводили себя до благородного цвета обитателей острова Гонолулу». Там же на Капри, вспоминая о своем студенческом «актерстве» и увлечение экспериментальными театральными постановками Мейерхольда, Яковлев и Шухаев задумали написать двойной автопортрет в костюмах Арлекина и Пьеро. В ролях этих знаменитых персонажей комедии дель арте они, профессиональные художники, выступали в пантомиме Шницлера «Шарф Коломбины», поставленной Всеволодом Мейерхольдом под именем Доктора Дапертутто на сцене модного в начале 1910-х годов петербург ского «Дома интермедий» - предшественника артистических клубов «Бродячая собака» и «Привал комедиантов». Яковлев написал автопортрет сразу, а Шухаев доработал свой лишь спустя полвека, в начале 1960-х, пережив своего товарища на несколько десятилетий и пройдя через колымские лагеря... В настоящее время двойной портрет «Арлекин и Пьеро» хранится в Государственном Русском музее в Петербурге, в городе, в котором родился Яковлев.

На Капри Александр Яковлев вновь вернулся в середине 1920-х. Примерно тогда же у него появилась там мастерская. К этому времени художник жил в Париже, много работал и выставлялся в разных странах. После своих персональных выставок Яковлев стал невероятно популярным и востребованным. Однако после парижской выставки 1926 года его несколько тяготила участь художника-этнографа и документалиста. Еще во время обучения в Академии он постоянно экспериментировал и порой уходил в свободный живописный стиль, а в 1920 – 1930-е годы эта тенденция заметно возросла. Убедительным свидетельством такой эволюции, примером рискованного эксперимента стала обширная «каприйская сюита».

Уединенный Капри давал художнику желанную возможность работать для себя, а не для заказчика. На Капри Яковлев был тонким наблюдателем, он бродил по серпантину каприйских кварталов, останавливался то в лавке бакалейщика, то в рыбной лавке, где раскладывал этюдник и писал с натуры. Словно в ритме неспешной прогулки, праздной беседы он «отбирал» наиболее живописные сцены и быстрой кистью переносил их на холст. Так появлялись его торговки, водоноски, рыбаки, матросы с Капри.

Средиземноморский Капри, где Яковлев побывал впервые в 26 лет, а потом обрел там второй дом, совершенно пленил его. В одном из последних разговоров с Бенуа зимой 1938 года, за несколько месяцев до своей кончины художник признавался, что ему еще многое предстоит сделать. И в самом деле, среди зимы он показал Бенуа рисунки, созданные на Капри. Многие из них сейчас находятся в частных коллекциях, некоторые доступны на художественном рынке, их можно увидеть на аукционах, лишь немногие нашли свое место в музеях, главным образом – американских.
Завещание художника развеять его прах над Капри выполнить не смогли, скорее всего, потому, что оно было передано на словах другу Яковлева – Мартину Бирнбауму. Наследникам же, племяннице Татьяне Яковлевой и матери художника Софье Петровне, важно было оставить могилу… Но это лишь мои предположения.
Разумеется, мне бы очень хотелось, чтобы о Яковлеве, авторе многочисленных каприйских полотен, помнили бы на Капри и в Неаполе. Первое, что можно было бы сделать, это найти следы мастерской художника. Я догадываюсь, где она могла находиться. Далее необходимо очертить круг его общения, собрать упоминания в письмах и дневниках современников. Конечно, хотелось бы найти единомышленников, собрать документальную, литературную, научную базу для будущего издания или выставки произведений художника. В моей монографии Яковлеву на Капри посвящена отдельная глава. Буду признательна, если после публикации этого материала, кто-то откликнется на мой призыв.